«Голубь очень пуглив, и приручить его трудно. Но я сумел внушить своим голубям такое доверие, что они повсюду следовали за мной и давались в руки, когда мне вздумается. Как только я выходил в сад или во двор, тотчас два или три голубя садились мне на плечи... Я всегда любил приручать животных, особенно пугливых и диких. Мне доставляет огромное удовольствие завоёвывать их доверие и никогда его не обманывать. Я хочу, чтобы они любили меня без принуждения».

Жан-Жак Руссо «Исповедь».

 

"Голоднущие гули,

Голоднущие мои".

Присказка неизвестного автора.

 

"В голубином характере принято выделять три типа:

1. "Нахохлюны" - бездельники, сидящие, нахохлившись, на одном месте.

2. "Гугуши" - прослойка интеллигентов, занимающихся гугуканьем.

3. "Гуляши" - порядочные гулИ, занятые делом".

"Голубиная психология", Т.1, стр. 25.

 

ГУЛЯ

 

Гулечка прилетела в середине лета. Тощая, грязная, местами облезлая, она сразу же села на руку, протягивающую ей хлеб. На жадное поглощение пищи общипанным серым чучелком другие голуби смотрели с затаённой тоской - они никак не решались приблизиться к человеку. Так Гулечка выделилась из стаи.

На следующий день она прилетела снова. И осталась. На зависть боязливым сородичам и на радость мне.

***

Никогда не была любительницей голубей. С детства обожала кошек, этих мягких пушистых созданий, мурлыкающих себе под нос неведомые кошачьи песни, пьющих остающееся после меня коровье молоко и забавно вылизывающих банки из-под рыбных консервов. Меня не смущали ни царапины, время от времени появляющиеся на руках, ни шерсть, имеющая обыкновение разлетаться по всему дому и прилипать к одежде перед самым выходом в гости. Даже подцепленный от принесённого дедушкой из больницы котёнка лишай, полугодовое лечение и бритая голова ещё на полгода не смогли умерить моей любви к милым "хрунилкам"... И тут на тебе - голуби.

Сколько ни ходила себе по городу – никогда не замечала, что это там снуёт под ногами?.. Птицы и птицы - ничего особенного.

***

Ежедневная голубиная трапеза начиналась с серенькой Гулечки. Другие птицы быстро поняли, кто тут главный и не лезли под руку. Свою ярость они вымещали в беготне за очередной крошкой хлеба, оторвавшейся от Гулькиного куска.

Шло время. Гулечка оперилась, округлилась и заметно потяжелела. Пришлось пересадить её на подоконник. Смена "столика" оказалась на редкость удачной: мало того, что у меня перестали уставать руки после Гулькиных завтраков, так ещё и времени это занятие стало отнимать меньше – небольшие шарики, аккуратно скатанные из пышущего свежестью белоснежного мякиша, шли на «ура».

Через два месяца Гуля стала настоящей красавицей. Пёстренькие, лоснящиеся пёрышки, плотно прилегающие друг к другу, изумрудно-аметистовый воротничок вокруг шейки, аккуратненький носик с белой каёмочкой - всё выдавало в ней элитную Гулю. Не хватало одного. Но и Он не замедлил появиться.

 

ГУЛЬ

 

"Гули любят гуляшей, гуляшей, кругляшей,

Гули любят кругляшей, все любят гуляшей, да!".

Песенка из голубиного КВНа.

 

Он прилетел жарким августовским утром. Приземлился рядом с Гулей на подоконник и... остался. Гуля не прогнала его, как делала это с теми наглыми голубями, что покушались на её завтрак; наоборот - щедро поделилась с ним хлебным местом. Да... приданое у нашей невесты было на редкость завидным.

Поначалу Гуль стеснялся меня, но со временем освоился и стал законным мужем нашей Гули и новым стражем подоконника. Стоило только незнакомому голубю приподоконниться в надежде урвать кусок хлеба, Гуль тут как тут - урчит, топчется на месте вкруг себя, заявляет свои права на территорию, а особо нахальных - клюёт нещадно, но всё в рамках приличия. Благовоспитанный Гуль достался нашей красавице.

***

Они давно слились с городским ландшафтом и стали настолько привычны, что мы их просто не видим. Подобного Святому Духу, символом которого является голубок, эта птичка заполнила собой всё живое.

Моё внимание к голубям было привлечено вопросом Любимого: "А ты бы хотела, чтобы я кормил тебя хлебушком так, как это делают гульки, из клювика в клювик?..". Не задумываясь, я ответила "да", настолько стандартным мне показался этот образ.

Два белых голубка, символ крепкого союза двух любящих сердец - вот что рисовало моё воображение. Обычные голуби в него как-то не вписывались. Оказалось, напрасно.

***

Летние дни наша влюблённая парочка проводила, сидя на карнизе под крышей большого дома. Гульки то нежно смотрели друг на друга, то выказывали свою любовь, мягко поклёвывая партнёра в головку. Освоившись, они продолжали заниматься своими нежностями на подконнике, совершенно не стеснясь ни меня, ни мужа.

Со временем Гуля стала более застенчивой и боязливой. Она уже не "гугукала" в ответ на моё: "Здравствуй, Гу-улечка. Ты ведь у нас Гу-улечка?..", как делала это раньше, а её милый, наоборот, стал более "приветливым" - проголодавшись, он строил глазки и так выгибал шейку, что назвать это можно было никак иначе, чем "лез в душу".

 

 

УРЧУН-ВОРЧУН

 

"Кто ворчит-урчит с утра?..

Это наша ЖирафЯ,

Когда видит голубЯ,

Что... урчит-ворчит с утра.

 

Кто ворчит-урчит с утра?..

Это наша голубя,

Что был пойман Жирафя

За урчание с утра".

Детская песенка.

 

Казалось, этот разбойник существовал всегда. Обычный сизый голубь с крепкими лапами, крыльями и клювом, он бился за свой кусок хлеба со всеми, в том числе и со мной. Не желая ждать сдобного угощения, гуль в нетерпении хлопал крылом по руке и злобно урчал. Однажды мужу надоело такое поведение, и он решил проучить голубя.

Зажав Урчуна в кулак, муж тыкал его клювом в хлеб, приговаривая:"Поурчи у меня ещё... Что не ешь?.. Вот он, хлеб, весь твой". После моральной порки Ворчун долго сидел под крышей большого дома и с опаской поглядывал на тусовавшуюся вокруг нас голубиную стаю.

На следующий день Урчун был тише воды, ниже травы, но... до тех пор, пока муж не ушёл на работу. Верно говорят, голубя только кошка исправит.

***

Ист.факт. "В японской культуре голубь символизирует долголетие и посвящён богу войны Хачиману".

Из интервью с человеком, близко знавшим Урчуна-Ворчуна: "Когда-то Урчун был очень стеснительным гулем, но как-то раз, незаметно повзрослев, померялся силами с сильными гульками и понял, что он далеко не самый слабый гуляш. С тех пор он приобрёл уверенность в себе и ни один гуль-задирун, глядя на его грозный вид, не смел к нему подойти.

От недостатка событий и ощущения собственной непревзойдённости гулю осталось проявляться только в урчании. С тех пор он и урчит, хоть уже и не на кого".

***

Урчун-Ворчун всё лето работал: у нас будильником, урча по утрам на окне, у сородичей - дозорным. Покачиваясь на проводах, голубь внимательно следил за передвижения по двору Джерика, большой полусторожевой-полудомашней собаки; а, насытившись, смотрел, чтобы другие птицы не наглели и не топтали друг друга в процессе кормёжки.

Со временем Урчун облюбовал себе одно из мест на створке окна и урчал там в своё удовольствие, если его долго не кормили, а когда был сытый, разгуливал вместе с Гулей и Гулем по саду в поисках чего-нибудь более вкусного, чем хлеб.

 

БОЛЬНАЯ

 

Больная была доставлена в приёмный покой первого этажа прямо с ворот. Муж пошёл на работу и увидел её на одной из створок. Сизая гулька с большущими глазами была в шоковом состоянии. Она смотрела на меня, не моргая, и не шевелилась.

Посадив её на один из столиков, я сама впала в состояние шока. "Да не бойся ты, она целая. Видишь, на ней даже крови нет", - так и звучало в ушах. "Крови-то нет, но что с ней - неизвестно... А вдруг умрёт у меня на руках?.. Вдруг я сделаю ей больно?..", - эти и подобные им мысли так и вертелись у меня в голове. Я не знала, что мне делать и расплакалась.

***

Никогда не знала, как лечить животных. В нашей семье это не было принято. Заболевшие коты неизменно находили нужные травы в бабушкином огороде, а те, кто не мог позаботиться о себе сам, негласно объявлялись не поддающимися лечению. Впрочем, с котами нам везло: на них даже рваные раны заживали, как... на собаке. Помню один долгое время ходил с дырой в горле и ничего - выкарабкался, а в своё время благополучно умер, от старости.

***

Больная гулька лежала на столике, поджав под себя лапки, и не шевелилась. Единственной идеей, пришедшей мне в голову, было - дать ей поесть ("это всё, что я могу сейчас сделать"). Накрошив хлеба, я села за компьютер и попыталась успокоиться. Психологическая панацея от всех бед: займись работой - не останется времени на мрачные мысли помогала слабо, но верно. Когда я перестала всхлипывать, то услышала лёгкое постукивание: больная вышла из анабиоза.

***

Смерть Салмы стала для меня настоящим потрясением. Не потому, что она была неожиданной, нет, именно потому, что всё было предопределено заранее. Мне оставалось лишь смотреть, как моя любимица угасает. Я мучилась от невозможности ей помочь и чувства собственной вины: так как уйдя в личные проблемы, порой забывала уделять ей должное внимание. С необъяснимой нежностью вспоминаю, как она уснула на моих коленях, вытянув из-под панциря свою чешуйчатую головку с мягкой шейкой. Согрелась и заснула. От моего тепла ей тоже было тепло...Милая моя пуняшка... С тех пор я боялась больных животных. Чувство жалости и бессилия парализовали...

***

Недуг больной заключался в повреждённой лапке. Выяснилось это через пару часов, когда она попыталась поменять место дислокации, перелетев на ближайшую полку.

К вечеру гулька переселилась на груду компьютерных деталей, а к ночи на коробку из-под мазера. Судя по её полувзлётам-полупрыжкам, повреждённым также оказалось и крыло.

На следующий день мы гуляли по саду. Гулька не особо радовалась свободе, но, увидев сородичей, попыталась взлететь и... не смогла. Спикировавшая со стены дома на машину, она не сильно сопротивлялась возвращению домой.

Ночью была сильная буря, и мы с мужем порадовались, что наша больная проводит её в тепле и уюте.

Третий день пребывания гульки ознаменовался успешной попыткой взлететь на электрический щит. Больная была выписана, а я - в очередной раз расстроена - тяжело терять тех, кого любишь.

На время ремиссии гулька поселилась под крышей большого дома, и я старательно подкармливала её, гоняя остальных голубей. Через неделю, полностью оправившись, она улетела...

 

ПТЕРОДАКТИЛЬ

 

"Дорогая моя гуляшня,

Дайте я вас сейчас расцелую...

Гуляшня вы моя, гуляшня,

Мы ещё, мы ещё поманюним".

Из студенческой голубиной песни.

 

Маленький, тёмно-коричневый гулёк с выщипанной шеей поражал чудесами эквилибристики. За неимением других мест он висел на нижней раме окна, вспархивая крыльями со скоростью колибри. Со временем гульчик найдёт свою точку равновесия, ну а пока я подставляю ему руку, и он цепляется за неё своими маленькими лапками. Дрожит всем телом..., похлопывая себя крыльями и сопит свои длинным, изогнутым книзу клювом. Наевшись, успокаивается и затихает. Только через пару недель я отучу его от этой скверной привычки пыхтеть, как паровоз. Правда, от Урчуна-Ворчуна он подхватит другую - бить крылом, когда очень хочет есть. Впрочем, со временем она также исчезнет, и Птеродактиль в поисках нового куска хлеба станет тыкаться в мои руки своей мягкой мордочкой, что твой котёнок...

 

ИСТОРИЯ ОДНОГО ДНЯ

 

В восемь утра она подлетела к дому. Внимательно изучив спящий сад, вспорхнула на оконную раму и постучала в стекло. Внутри было темно, тепло и тихо. Люди ещё спали. До прилёта первых голубей оставалось полчаса - значит, надо торопиться.

Синичка поскребла лапкой стену, потом снова постучала, поскребла, постучала... А когда окно распахнулось, с громким писком отлетела на середину двора. Хлеб упала. Синичка была довольна.

В восемь тридцать появился жутко-голодный Урчун-Ворчун. Приземлившись на оконную створку, он заглянул в комнату, увидел, что люди уже проснулись и довольно заурчал. Радость голубя продлилась недолго: через десять минут подлетели другие рижские голодающие, завтраком же ещё и не пахло. Урчание гуля приобрело недовольный оттенок и повысилось на полтона. Люди встали.

Жадно поглощая первый за сегодняшний день хлеб, Урчун думал об одном: "Только бы успеть до прилёта этой чёртвой парочки, а то придётся потом завтрак в пыли искать". Створка окна скрипела и покачивалась от ветра, козырёк крыши натирал голову, лапы постоянно съезжали с рамы так, что приходилось помогать себе крыльями, опираясь на человеческую руку, но все неудобства меркли перед очередным хлебным кусочком.

Опасения голубя были не напрасны: не успело пробить и девять, а на подоконнике уже вовсю миловалась влюблённые. Видя приближающуюся к ним девушку с зажатыми в руке хлебными крошками, Гуля и Гуль чуть ли не на цыпочки вставали - так велико было их желание поесть. Гулька в своей несдержанности соскальзывала с подоконника, тормозя паденье крыльями, а, если хлеба долго не было, залетала посмотреть - почему девушка медлит?..

***

Урчун-Ворчун покачивался на проводах, наблюдая за передвиженьями по двору Джерика, из миски которого быстро насытившаяся Гуля пила воду. Обидившейся на то, что девушка не спускает с рук Птеродактиля, Гуль надувался шариком и заливисто урчал. Другие голуби шумной оравой бегали по земле, собирая падавшиеся сверху крошки. Привычная картина дня смущала лишь разобранной собачьей будкой... Однако, в данном событии Урчун пока видел только положительный момент - хлеб больше не будет заваливаться в щель между собачьей конурой и домом...

***

Наступило время обеда. Птеродактиль, успевший первым сорвать куш из сдобной булки и гречки, мирно дремал на крыше, подставляя уже начинающиеся лосниться пёрышки мягким лучам осеннего солнца. Влюблённая парочка переглянулась и решила, что им также пора подкрепиться. Потянув крылья и правую лапку, Гуля приготовилась было взлететь, как вдруг услышала удивлённый писк синичек, притаившихся в ветвях сирени. На дворе появилось что-то странное.

Этот зверь не был похож ни на кого, кого Гуля знала до сих пор: слишком маленький для кошки (не говоря уж о собаке), он имел четыре лапы, густую коричневато-жёлтую шёрстку и явно любил хлеб.

Урчун-Ворчун также заметил крысу. Кто это мог быть, его не особо беспокоило. Главное было ясно - чужак!

Пользуясь отсутствием людей, голодная крыса, ранее питавшаяся под будкой, гоняла голубей по всему двору и отбирала у них хлеб.

Подобной наглости Урчун вынести не мог - он спикировал на землю и со всей силы ударил крысу крыльями. Разбойница взвизгнула (столь неожиданным было нападение) и убежала в сторону подвала. Хлеб был отвоёван, а напуганные голуби отомщены.

Посыпавшиеся из окна крошки Урчун принял, как знак одобрения свыше, а весёлое чириканье воробьёв посреди голубиной стаи посчитал поддержкой низов.

***

День клонился к вечеру. Голуби улетали вслед за уходящим солнцем. Только один, с поджатой лапкой, всё сидел и сидел на фонаре. Окно не открывалось уже давно, а голубь явно нуждался в еде. Синичка вздохнула и храбро подлетела к домику. Её тихий стук увенчался хлебным дождём - ужином для больного голубя, не решавшегося днём ни сунуться к сородичам, ни подлететь к девушке. Оставшийся на земле хлеб доклевали воробьи.

Солнце упало за горизонт.