Энциклопедия владельца птицы

Я - компаньон попугая. Часть 3

    

Казалось бы, попугаи и люди очень далеки друг от друга во всем: они  принадлежат к разным видам и к разным классам живых существ. Не только тело, но и мозг попугаев  устроен иначе, чем у людей. Сложное поведение птиц вообще, и высокие интеллектуальные и эмоциональные способности попугаев в частности, поддерживаются за счет иных, чем кора больших полушарий, отделов.

 
     Кроме того, попугаи располагают врожденным опытом (помогающим, правда, не в любых условиях, а в определенных экологических нишах, и нуждающимся в практическом совершенствовании), и не зависят от приобретаемого опыта в той же степени, что и человек.

    Попугаи, как и некоторые другие птицы - синицы, кулики-сороки, галапагосские вьюрки, многие врановые - способны и самостоятельно вырабатывать новые элементы поведения (в определенных пределах), и заимствовать их у другого представителя своего вида, наблюдая за его действиями с каким-либо предметом, съедобным или несъедобным. Но, хотя выработка и передача отдельных полезных навыков в группе попугаев возможна, системы образования, подменяющего весь врожденный опыт, у попугаев нет. Почти весь полезный опыт попугаи передают следующему поколению птиц генетическим, а не социально-культурным путем. Люди же передают своим детям почти весь опыт посредством приобщения их к культуре.

    Развитая культура как руководство к действию не является для попугаев такой же необходимостью, как для человека. Их потребительские интересы скромнее и постояннее, чем у человека, и могут удовлетворяться в основном за счет врожденного опыта. Менее переменчива и естественная обстановка, в которой они живут. В то же время попугаям свойственны те же базисные потребности, что и человеку (в пище и воде; в безопасности; в обществе себе подобных и в общении; даже потребность верховодить, хотя не столь отчетливая). Единственное, что попугаям, пожалуй, не свойственно – потребность в самовыражении среди сородичей.

 

    Третья часть статьи – о невероятных отличиях попугаев и людей, и столь же невероятном психическом сходстве, благодаря которому между ними возможно поразительное эмоциональное притяжение, сравнимое только с отношениями матери и ее маленькой дочки.

Питание людей и птиц должно быть всегда раздельным

  

   Попугаи, полностью сдружившиеся с человеком, и выпускаемые им на прогулку сразу по возвращении домой с работы, иногда прилетают за ним на кухню к началу ужина, или приезжают на плече. Когда на столе расставляются тарелки и по ним раскладывается человеческая еда, а хозяева приступают к ужину, попугай нередко  спускается на стол и пробует еду, подхватывая ее то с одной тарелки, то с другой.

    Обычно хозяева бывают очень довольны: ведь, согласно человеческим обычаям, разделить с кем-то свою еду – значит проявить дружеские чувства.

    Кто-то удивляется и радуется экзотичности происходящего: «Ни один попугай не пробовал эту штуку, а наш ест; вот повезло-то!» В этом случае хозяин смотрит на своего попугая как на бездомного подростка, который попал в респектабельный рыбный ресторан и дорвался до дорогих экзотических блюд: супа из акульих плавников, щупалец осьминога, хорошо приготовленного крокодильего мяса и др.

    Но, как бы хозяева ни реагировали на происходящее, абсолютное большинство человеческих блюд либо вредны для птицы, либо крайне вредны. Попугаям нельзя давать даже такой обычный, и вроде бы нейтральный продукт, как свежий хлеб. (Воробьи, клюющие буханку хлеба зимой, делают это от безысходности, чтобы согреть себя хоть какой-нибудь, даже малополезной, пищей).

    В первую очередь этот запрет относится к колбасе, шоколаду, любым алкогольным напиткам; ко всему копченому, вяленому, жареному, соленому и др.

    Больше всего страдает чувствительная печень птиц, иногда необратимые изменения в ней наступают после однократной пробы колбасы или алкогольного напитка. Попугаи - вегетарианцы, их организм приспособлен к свежей растительной пище и зерновому корму. Прежде чем верить очередной легенде о «волнистом попугайчике, которого регулярно угощали водкой, и он прожил две жизни», подумайте: о скольких птицах умолчали? сколько птиц, которых угощали водкой, стали не персонажами подобных легенд, а «ангелами на небеси»?

    «Но ведь попугай сам знает, что ему вредно, а что полезно, у него безошибочное чутье!» К сожалению, врожденный опыт не подскажет птице, что на человеческом столе вредно для ее здоровья, а что нет. Любой врожденный опыт (и направляющий, и предостерегающий) всегда формируется на основе взаимодействия с тем, с чем птицы  данного вида имеют дело в природе, в течение многих поколений. Но в природе нет ни колбас, живущих в норках, ни шоколадных листьев, ни водочных ручьев, поэтому врожденный опыт не может предостерегать против них.

    Все стайные птицы (к которым относятся и попугаи) полагаются на пример сородичей во время совместной кормежки. Эксперименты с некоторыми видами птиц (включая домашних кур) показали, что стайные птицы:

- клюют то же, что клюют их сородичи;

- не клюют то, что сразу вызвало у сородичей реакцию отвращения;

- если сородичи охотно клюют новую пищу, с которой никогда прежде не сталкивались, но потом испытывают недомогание, наблюдающие птицы реагируют в первую очередь на клевание. Они как бы руководствуются правилом: «недомогание – это их проблемы», и попробовать все равно стоит;

- если неопытные сородичи охотно клюют новую пищу, которая вызывает недомогание, опытные сородичи, уже пробовавшие ее и наблюдающие за ними, решаются попробовать эту пищу еще раз. Общественный пример оказывается сильнее приобретенного негативного опыта.

    Если попугай полностью привык к своему хозяину, то он, за неимением других птиц, считает его своим сородичем. Поэтому он ест то же, что и его хозяин, - даже если в прошлый раз пища не доставила ему никакого удовольствия или после еды он почувствовал себя неважно.

    Отвадить попугая от Вашего стола, если он уже спустился на него, очень трудно. К  тому же это может испортить Ваши отношения (несмотря на то, что человеческая еда, к которой попугай тянется, вредна для его здоровья и не доставляет ему особенного удовольствия). Поэтому, чтобы сохранить здоровье своему питомцу, следует выпускать его на прогулку уже после того, как Вы поужинали. Или, во всяком случае, закрыть дверь в комнату, где он гуляет, или на кухню, пока Вы едите.

    Стремлением попугая подражать пищевым предпочтениям сородича (в данном случае – хозяина) можно воспользоваться, когда Вы хотите приучить его есть единственное, что в равной степени полезно Вам обоим, - фрукты.

    Если питомец отказывается от фруктов, которые кладут ему каждое утро в особую кормушку, Вам следует есть такие же фруктовые ломтики у него на глазах, всячески показывая, как Вам вкусно.

    Сколько раз нужно будет подать пример, зависит от того, насколько питомец привык к Вам. Чем больше питомец доверяет Вам, тем быстрее он последует Вашему примеру. Но для себя и для попугая необходимо приготовить разные ломтики фрукта, чтобы Вы не предложили попугаю то, что побывало у Вас во рту и, следовательно, содержит опасную для него микрофлору.

Внимание к попугайчику должно быть вниманием с его позиций

      Общее время, которое Вы посвящаете уходу за попугайчиком, и внимание, которое Вы ему уделяете – это далеко не одно и то же. Во всяком случае, если подходить к этому с позиций попугайчика.

    Например, Вы можете потратить не один час на кухне, нарезая ему свежие овощи и фрукты, варя полезные каши и смешивая зерновую смесь в кормушке, и на этом основании полагать, что уделили ему много внимания. Так оно и есть, если оценивать Вашу деятельность по человеческим критериям, рассматривать ее как стремление накормить питомца разнообразной пищей, как заботу о его здоровье. И, если Вы так поступаете, продолжайте это делать! Но попугай не относит, как Вы, всю эту разнообразную деятельность к единой цели, имеющей самое непосредственное отношение к нему самому. Чаще всего он даже лишен возможности наблюдать за Вами: хороший хозяин никогда не будет держать попугая на кухне, где множество поражающих факторов (от водяного пара и мелких масляных брызг, летящих на большое расстояние, до микроиспарений тефлона, смертельных для птиц).

    Что в этом случае происходит, с точки зрения попугая? После долгого отсутствия хозяин входит в комнату, приближается к клетке, в течение нескольких минут молча ставит посуду с едой и питьем внутрь и затем уходит, снова предоставляя попугая самому себе. 

    Реагируя на Ваши действия, и по-своему оценивая их, попугаи не руководствуются категорией «важности». Гораздо большее значение они придают частоте Ваших контактов. Чем чаще происходят контакты, тем, с точки зрения птицы, большее внимание Вы ей оказываете. 

    Продолжительные контакты с попугаем лучше частых и мимолетных, поскольку в первом случае птичка дольше переживает эмоции от общения с Вами и учится сосредотачиваться как на них, так и -  благодаря явлению переноса научения - на других впечатлениях и ситуациях. Но, если Вы только что пообщались с попугайчиком вдоволь, поговорили и поиграли с ним, не думайте, что он долго будет сидеть удовлетворенный. Из всех известных живых существ, включая самых высокоразвитых, только человек может свободно извлекать воспоминания и впечатления из памяти, и в течение долгого времени удерживать в сознании впечатление о прошедшем событии, совершая это без какого бы то ни было внешнего стимула. Например, человек много часов может жить воспоминанием о прошедшей вечеринке, хотя сама вечеринка давно кончилась, а на глаза ему не попадается ничего, что могло бы о ней напомнить. И он может с легкостью вспомнить об этой вечеринке впоследствии, спустя много дней, если захочет, даже если будет находиться вне уютной гостиной, человеческого жилья и вообще за городом.

    У птиц (не только попугаев) тоже отличная память, нередко превосходящая человеческую. Но им чаще всего требуется внешний стимул, чтобы извлечь из памяти воспоминание или удержать какое-то впечатление, - реальная ситуация или отдельные элементы ситуации, которые соответствуют этому воспоминанию. 

Хорошей иллюстрацией и к поразительно долгой памяти попугаев, и одновременно к необходимости внешнего стимула для воспоминания, служит следующее наблюдение:

 «Другой старый попугай, ставший знаменитым благодаря своей  исключительной памяти, жил у известного берлинского орнитолога фон Лукануса. Ученый держал дома много птиц и среди них ручного удода по имени Хопфхен. Говорящий попугай вскоре заучил это слово. К сожалению, в противоположность попугаям, удоды недолго живут в неволе. Через некоторое время Хопфхена постигла судьба всех смертных, и попугай, казалось, совершенно забыл его имя, - по крайней мере, никогда не произносил его. Спустя девять лет Луканус завел другого удода, и как только попугай увидел эту птицу, сразу назвал имя старого знакомого, а затем повторил его: «Хопфхен… Хопфхен…»
(К.Лоренц. «Кольцо царя Соломона»)

    Сказанное не означает, что птица перестает переживать какое-то впечатление (например, от общения с хозяином) сразу же, как только исчезает видимый внешний повод к переживанию (хозяин выходит из комнаты). Если говорить о психике человека, это может происходить либо с очень маленькими детьми, младше двух лет, либо с взрослыми, страдающими тяжелыми умственными расстройствами (например, шизофренией), когда человек не сознает границы между внутренним и внешним миром, и когда поговорка «с глаз долой – из сердца вон» приобретает буквальный смысл. 

    Любой попугай более высокоразвит, чем двухлетний человеческий ребенок, и психически здоров. Он способен помнить, что, где и когда произошло. Поэтому впечатление от значимого внешнего события, каким является для него общение с хозяином, затухает в его детском сознании в течение определенного времени, как затухает на сетчатке глаза световое пятно включенного в темноте, и сейчас же выключенного фонаря. Но попугай обладает меньшими, чем человек, способностями к удержанию впечатлений в сознании, и извлечению их из памяти без внешнего стимула. Поэтому общаться с ним нужно достаточно часто, чтобы он воспринимал Ваше общение как  длящееся. 

    Если даже человек, с его способностью подолгу удерживать позитивные впечатления от недавних событий, и легко извлекать из памяти различные воспоминания без внешнего стимула, отказывается подолгу жить одним прошлым, и ищет новые контакты с себе подобными (и не только), то насколько нужнее новые эмоциональные контакты попугаю! 

    Еще несколько выдержек об особенностях памяти психически здоровых людей и попугаев:

«Результаты тестов с отсроченным ответом основаны на фундаментальной способности животных и людей запоминать представления о внешнем мире и реагировать на эти представления даже тогда, когда сами объекты отсутствуют в поле зрения. Представление о том, что объект существует во времени и пространстве постоянно, даже если он скрыт от взора, связано со способностью к формированию абстрактных понятий.» [Сильно развитая способность к этому помогает овладевать  настоящим языком, с помощью которого можно общаться и информировать. – прим.]
(Ж.И.Резникова. «Интеллект и язык животных и человека. Основы когнитивной этологии.»)

    «Как обнаружил Ж.Пиаже, это фундаментальное свойство психики (осознавать, что, пропадая из поля зрения, объект не исчезает бесследно) проявляется не унитарно (т.е. по принципу «есть» или «нет»), а постепенно развивается у детей в первые два года жизни. Это делает особенно интересным сравнение соответствующих способностей детей разного возраста и животных разных видов.»
(Здесь же.)

    «На основании исследования больных с разными типами амнезий (потерей памяти) появилось предположение о существовании процедурной и декларативной памяти и о том, что в мозгу раздельно осуществляется переработка и хранение этих двух типов информации, т.е. процедурного и декларативного знаний… Процедурное знание – это знание о том, как нужно действовать. [Врожденный опыт относится именно к процедурному знанию. – прим.] Декларативное знание, согласно Л.Сквайру, обеспечивает ясный и доступный отчет о прошлом индивидуальном опыте, чувство близкого знакомства с этим опытом. [Приобретенный опыт относится к декларативному знанию.]

    Декларативная память… подразделяется на эпизодическую и семантическую формы памяти. Под эпизодической памятью Э.Тульвинг понимал память на события индивидуальной жизни человека, а семантической – знания о вещах, не зависящие от индивидуальной жизни [например, знания об объективных научных законах, полученные с привлечением научных понятий. – прим.]. Классическое определение эпизодической памяти подразумевает память о том, что, где и когда произошло.

    Декларативная память… по определению считается присущей только человеку. Исследования последних лет позволили выявить наличие элементов декларативной памяти (ее называют в этих случаях «как бы эпизодической»)  у приматов и даже у птиц, несмотря на совсем иное строение мозговых структур у представителей этого класса.»
(Здесь же.)

Два главных отличия попугаев от других членов семьи

    Интеллектуальный и эмоциональный уровень развития попугаев настолько высок, что, беря их к себе в дом, нужно обходиться с ними примерно так же, как хорошие родители обходятся со своими детьми дошкольного возраста. Вне зависимости от того, как давно приобретены попугаи, и насколько они доверяют Вам.
 

    И - вне зависимости от размеров попугая! Общая длина наиболее крупных видов попугаев ара – 1 метр, длина же волнистых попугайчиков такова, что несколько птичек могут уместиться на человеческой ладони, сидя рядом друг с другом. При этом интеллектуальный и эмоциональный уровень этих попугаев примерно одинаков и соответствует развитию 3-летнего ребенка, если они мало общаются с человеком. (Величина головного мозга лишь в очень незначительной степени определяет умственные способности живого существа, а в некоторых случаях эта зависимость совсем не прослеживается. В первую очередь имеет значение структурная сложность мозга, которая одинакова у ара и у волнистых.)

    Попугаи каждого вида проявляют активность в своем особом темпе, и, уж конечно, не в том, в котором активны другие члены семьи - люди. Если попугайчик очень подвижен, человек не успевает сопровождать своими чувствами каждое его движение. В этом случае попугайчик как высокоразвитое существо ускользает от его восприятия. На этом основании человек может счесть, что ни интеллектуальность, ни высокая эмоциональность птичке не свойственны. В действительности ему самому нужно потренироваться, чтобы успевать движениями своей души за движениями попугайчика, чтобы понять, до какой степени прочувствованы, про-осознаны самой птичкой ее  движения.

    Другие попугаи, по мнению человека, наоборот, слишком уж «тормозят» в сравнении с остальными птицами, с самим человеком. Взгляните на этих попугаев как на мастеров ушу, медленно выполняющих свои движения среди людей, бегающих вокруг них трусцой! Вы увидите, до какой степени они сознают себя.

    Чем же отличаются попугаи от других полноправных членов семьи, кроме внешнего облика?

     1. Попугай вряд ли вырабатывает какое-либо представление, более или менее постоянное, о себе самом, в соответствии с которым он корректирует свое поведение. Птицы одного вида и даже одного выводка могут сильно отличаться друг от друга по характеру. Но их индивидуальность не осознается и не ценится ими настолько, чтобы отстаивать ее. Попугай не вкладывает в свою индивидуальность той экспрессии, даже агрессии, которую вкладывает, например, подросток младшего возраста, говоря или думая что-то вроде: «Я – крутой чувак! Я выгодно отличаюсь от всех остальных людей, потому что одеваюсь так-то, хожу туда-то и делаю то-то». Агрессия свойственна попугаям разве в чуть меньшей степени, чем человеку. Но она всегда связана с конкретными обстоятельствами, защитой жизни, свободы, территории, и никогда - с защитой или навязыванием другим представления о себе, которое человеческий подросток (да и взрослый человек) таскает в себе всюду, куда бы он ни пошел.

    Самоощипывание попугаев, выщипывание перьев и нанесение себе ран, если оно вызвано психологическим дискомфортом от недостаточного общения, а не какими-то другими причинами, может быть объяснено как раз их высоким уровнем эмоционального развития в сочетании с отсутствием представления о себе как о птице, отличающейся от своих сородичей. Практически все виды попугаев – стайные, очень общительные птицы. Попугай, который живет в человеческом доме и не общается с другими попугаями, которого люди только кормят, но не разговаривают и не играют с ним, не выпускают из клетки на прогулки, не пытаются заменить ему сородичей, глубоко несчастен. Он реагирует на ситуацию так же, как человек, потерпевший крупную неудачу в своей жизни и в результате этого оказавшийся в полном одиночестве, - хотя не совсем понимающий, почему это произошло. Но если человек в подобных обстоятельствах ломает или перестраивает свое представление о себе, исходя из предположения, что оно было ошибочным, то «самокопание» попугая, если оно начинается, носит более буквальный характер.

    Важно, однако, понять, что самоощипывание – это не медленное осознанное самоубийство и не способ обратить на себя внимание. Это следствие отсутствия всякой надежды на общение. (Следует отметить, что самоощипывание может быть вызвано любым сильным психологическим дискомфортом, и от ремонта в квартире, или установки клетки в месте, где попугай не чувствует себя уютно и в безопасности, массой других причин, уже не психологических: кожной болезнью, неправильным питанием, продолжительностью светового дня, гормональным всплеском и др.)

    Вместе с тем, у попугаев есть что-то, что трудно не назвать достоинством и самолюбием (удивительным, при отсутствии у них личной «концепции себя», выраженной в определенных ценностях, соответствующих образах и поступках). Попугай способен обидеться на человека, отвернуться – именно отвернуться, а не сбежать, - отказывать ему в общении в течение некоторого времени, иногда целого дня, если, например, его пришлось взять в руки, чтобы полечить.

    2. Попугаи не занимаются сколько-нибудь сложной символической деятельностью. В  частности, они не создали языка и не пользуются языком, сопоставимым с человеческим, присвоив особое слово каждому предмету или явлению. Правда, попугаи, как и маленькие дети, могут заимствовать человеческие слова и, благодаря отлично развитому речевому аппарату, иногда комментировать с их помощью различные ситуации (при меньшем словарном запасе). Но их элементарное мышление не зависит от слов в той же степени, что и мышление человека. Привлечение ими отдельных слов, когда они реагируют на какую-то ситуацию – это роскошь, а не необходимость; их элементарное мышление может совсем без этого обойтись, не становясь от этого менее эффективным.

    В то время как эффективность мышления человека очень сильно зависит от степени овладения языком:

    «Дополнительные ориентиры [помимо геометрии пространства. – прим.] дети начинают использовать… когда они могут четко строить фразы, характеризующие местонахождение предмета («возле синей стены», «рядом с красным мячиком»). Так они находят предметы быстрее и делают меньше ошибок, но эта способность проявляется у детей, в среднем, удивительно поздно: примерно в шесть лет. Похоже, что у человека особый путь в мировом лабиринте: для эффективного построения когнитивной карты ему нужен язык.»
(Ж.И.Резникова. «Интеллект и язык животных и человека. Основы когнитивной этологии.»)

 

Почему попугаи заимствуют человеческие слова?

    Ответ на этот вопрос зависит от того, кого мы спрашиваем: эволюциониста, или  этолога и зоопсихолога.

    С точки зрения эволюционной теории, если какая-то новая особенность   представителей вида усиливалась естественным отбором, значит, она ставила ее обладателей в выгодное положение и способствовала их  выживанию. По крайней мере – в большинстве событий, через которые эти животные проходили.

    В случае с попугаями эволюционист может признать, что их выдающиеся  способности к повторению человеческих слов, подражанию различным звукам и, более того, построению правильных ассоциативных связей между заимствованным словом (звуком) и ситуацией, невозможно объяснить с позиций получения немедленной и конкретной пользы. Во всяком случае – в межвидовом отборе. Возможно, что эта способность возникла благодаря внутривидовому отбору, в котором птица, более способная к звукоподражанию, становится более привлекательной для партнера, но мы еще слишком мало знаем об общественной жизни попугаев, чтобы утверждать это. (Наблюдение за попугаями в стае – одна из труднейших задач, которые когда-либо вставали перед полевыми исследователями.)

    Хотя некоторые попугаи могут с помощью произносимых слов преднамеренно управлять поведением хозяина (с чем хозяин соглашается вдвойне охотно, если определяет это для себя именно как попытку управления, просьбу), было бы странно предполагать, что эволюция дала попугаям способность к звукоподражанию, «заранее имея ввиду», что попугаи будут попадать в неволю к человеку.

    «Весь совершенный аппарат птичьей гортани и головного мозга, позволяющий высокоразвитым пернатым имитировать сложные звуки и даже строить смысловые ассоциации, оказывается, не имеет отношения к задаче наилучшего выживания вида.
И мы будем тщетно спрашивать себя, почему это так.»
(К.Лоренц. «Кольцо царя Соломона»)

    Эволюционисты обычно разделяют все способности и качества представителя биологического вида всего на две категории: на те, которые способствуют выживанию, и те, которые ему препятствуют. Можно, однако, ввести третью категорию – нейтральные способности, которые в данных экологических обстоятельствах не приносят ни явной пользы, ни явного вреда (или польза и вред статистически почти уравновешиваются). Эти способности также могут передаваться по наследству без ущерба для выживания вида. Доктор Эрнст Майр, занимавшийся эволюционной теорией всю свою долгую жизнь (в 2004 г. ему исполнилось сто лет), имел ввиду именно это, когда сказал, что «природа не отбирает самых приспособленных; скорее, она отбраковывает самых неприспособленных». В этом смысле способности попугаев к подражанию различным звукам и человеческой речи можно рассматривать как своего рода резерв. (Кстати, эволюционные причины перехода древнейших предков человека к прямохождению является не меньшей загадкой для антропологов, чем выдающиеся  способности к звукоподражанию у попугаев – для орнитологов. С гипотезой о том, что человек встал на задние конечности, чтобы освободить передние и манипулировать ими различными орудиями (вначале необработанными, потом обработанными), антропологи давно расстались. Иногда предполагают, что передки человека встали на задние конечности задолго до того, как взяли в руки какой-нибудь предмет, и что этот переход опять-таки нельзя объяснить с позиций очевидной пользы. Более того, вначале прямохождение доставляло, как кажется, больше неудобств, чем преимуществ. Оно превратилось в преимущество много времени спустя, в изменившихся геологических и экологических обстоятельствах, в сочетании с другими, более поздними эволюционными приобретениями.)

    Если же вопрос, почему попугаи заимствуют человеческие слова, мы зададим этологу или зоопсихологу, это будет вопросом о внутренних побуждениях птицы. Возможны несколько вариантов ответа (которые предполагают различный интеллектуальный уровень):

1. Когда попугай произносит какое-то слово, это имеет не большее значение, чем наморщивание лба у человека, или постукивание пальцами по столу.

2. Попугай произносит слово или фразу, только когда видит соответствующий предмет или оказывается в соответствующих обстоятельствах.

3. Попугай произносит слово или фразу, потому что иногда вспоминает соответствующий предмет или соответствующие обстоятельства, не наблюдая их.

    Некоторые попугаи начинают произносить слова или фразы, когда хозяев нет рядом, и те даже не выдают своего присутствия в доме. В этих случаях нельзя утверждать, что попугая побуждают говорить одни воспоминания о ситуациях с участием человека, а наблюдаемые стимулы не побуждают, потому что попугай продолжает находиться в комнате, в которой слышал и разучивал эти слова. Из всей ситуации один хозяин и совершаемые им  действия переносятся в память, остальные стимулы (обстановка) по-прежнему доступны для взгляда птицы.

    Все это имеет отношение к промежуточному варианту, а не к третьему. Все же привычка говорить в отсутствие хозяев свидетельствует о способности попугаев умозрительно добавлять в окружающую обстановку что-то (во всяком случае – что-то знакомое, пережитое). 

4. Попугай повторяет слово, наделяя его различным значением. Так, как человек произносил бы слово «ель», имея ввиду дерево определенной породы (относя «ель» к научной классификации), или холодный климат (относя «ель» к северной стране), или уютное убежище (относя «ель» к сухости опавшей хвои у самого ствола во время дождя), или душевный дискомфорт (относя «ель» к человеку, бегущему напролом через хлещущие его ветви).

    Гипотезу, что попугаи с их интеллектом находятся не ниже, чем на втором из обозначенных здесь уровней, можно считать полностью подтвержденной. Даже выше, но насколько? К сожалению, мне не приходилось слышать ни об одном исследовании, которое либо опровергло, либо подтвердило бы, частично или полностью, третье предположение: попугаи говорят, побуждаемые одними воспоминаниями. (И – если бы подтвердило – результат включал бы в себя какое-то измерение динамики  впечатления попугая от предмета или события, в частности, воспоминания об этом событии.) Возможно, эта проблема еще ждет своих исследователей. (Во всех четырех вариантах речь идет об односторонних высказываниях попугая,  спровоцированных какими-нибудь предметами или действиями хозяина, но не его словами. Что касается «осмысленных диалогов» некоторых попугаев и их хозяев, о них нельзя сказать точно, чем они на самом деле являются. Попугай реагирует на слова хозяина как на внешний стимул, сразу произнося смежные (наиболее часто сочетаемые) с ними слова? Или ответ попугая – это встречное обращение к хозяину как к субъекту на словах, понятных им обоим? Истина лежит где-то между этими двумя крайними оценками, но насколько близко к той или другой – остается неизвестным.)

Подражание действиям человека или других попугаев 

    Привожу запись из моего дневника, посвященного нашему ожереловому попугайчику Васе, которому сейчас год и восемь месяцев:

    «Васик теперь сам собирает «матрешки»! Он научился совершать многоэтапные последовательности действий:

    1. Подносит в клюве крышечку от швепса к баночке из-под аспирина.

    2. Если баночка лежит на боку, и сверху в нее не удается положить крышечку, Васик кладет крышечку на ковер, берется за баночку, и переворачивает ее, ставя на дно.

    3. Опять подбирает крышечку, и кладет внутрь банки.

    4. Далее возможны варианты:

    - Васик может ухватить клювом банку и отбросить ее на полметра, чтобы послушать, как получившаяся погремушка брямкает;

    - Васик может взять получившуюся погремушку в лапку, кончиками пальцев за верхний край и за днище, и, держа перед собой, раз за разом постукивать ею по полу, если стоит на деревянном паркете – опять-таки для того, чтобы послушать, как она брямкает.

    Он может поменять последовательность действий: сначала поставить на дно баночку из-под аспирина, затем пойти за крышечкой от швепса (иногда – на приличное расстояние), возвратиться с ней к банке, и бросить внутрь.

    Подносить крышечку к банке, и класть внутрь нее - или на нее, если она лежит на боку - Васик начал сам. (Точно так же, как сам научился собирать разбросанные по полу игрушки в одну кучу. В такой куче может оказаться половина всех игрушек.)

    Однажды я несколько раз повернул банку и поставил ее на дно в его присутствии, на расстоянии пальца, после того как он начал приносить к банке крышечки и класть сверху. Догадался ли Васик сам, как надо действовать, или научился у меня (что не менее приятно), теперь он сам ставит баночки на дно и собирает «матрешки». »

    И еще одна выдержка (из специальной литературы):

    Джейн Лавик-Гудолл, анализируя поведение таких известных шимпанзе, как Уошо (которая принимала ежедневно ванну, натирая себя маслом, и то же делала со своей куклой – девочкой, а не обезьяной), а также Вики (которая, сортируя фотографии, сделала единственную ошибку, положив свое изображение к фотографиям людей, а не животных), приходит к важному выводу, что действия обезьян, воспитанных людьми, продиктованы не слепым подражанием, а неким своеобразным пониманием собственного образа.
Удивительный пример, позволяющий предположить сходные способности у африканского серого попугая, приводит Дж.Мур (1992 г). В его опытах экспериментатор ежедневно входил в комнату к попугаю,  садился напротив его клетки, внятно повторял слово или фразу и затем уходил со словом «чао» и всегда одним и тем же движением – прощальным помахиванием рукой. Видеозаписи говорят о том, что, оставаясь один, попугай повторял как слова, так и движения человека. И спустя год после окончания опытов, услышав «чао», попугай поднимал свою ногу и помахивал ею в воздухе. Такое транспонирование поразительно, так как позволяет предполагать, что птица проводит мысленную аналогию между своим и человеческим хватательным органом, кроме того, попугай видит собственную ногу совершенно с иной позиции, чем руку, которой машет человек».
(Ж.И.Резникова. «Интеллект и язык животных и человека. Основы когнитивной этологии.»)

    Представление попугаев о самих себе не основано на каких-либо индивидуальных или социальных ценностях и, вследствие этого, не отстаивается ими в конфликтах «попугай – попугай» или «попугай – человек». Все же некоторое представление о себе, основанное на восприятии элементов поведения, за которым они непосредственно наблюдают, на подражании поведению конкретного индивида, пернатого или непернатого, но старшего, попугаи имеют. 

    Чтобы проверить, повторяют ли попугаи действия друг друга, и насколько точно, в 2001 г. австрийские экспериментаторы обучили новозеландских попугаев кеа открывать коробку, в которой было спрятано лакомство. Чтобы добраться до лакомства, попугаям нужно было проделать серию действий:

а) открутить болт, удерживающий крышку, повернув его клювом несколько раз (на конечном этапе обучения – в среднем 25 раз);

б) вынуть из шляпки болта фиксирующую перпендикулярную спицу;

в) вынуть болт из кольца, освобождая крышку коробки.

    Последовательность первых двух действий не имела значения.

    После того как первые попугаи обучились открывать коробку, экспериментаторы предложили ту же задачу двум группам птиц, одна из которых наблюдала за действиями ранее обученных попугаев, другая – нет. Попугаи, имевшие возможность наблюдать за сородичами, научились открывать коробку значительно быстрее, копировали их действия, хотя не в той же последовательности.

    Способность попугаев подражать некоторым простым действиям человека, в доме которого они живут и к которому привыкли, основана на их способности копировать действия друг друга в природе при наблюдении за сородичами. Но хозяину не следует иметь слишком больших ожиданий на этот счет.

    Следует отметить, что прирученный попугай и «очеловеченный» попугай – это два совершенно разных этапа его развития в домашних условиях. Как бы долго ни длилось приручение, «очеловечивание» длится гораздо дольше. Прирученный попугай – это птица, которая полностью привыкла к человеку и подружилась с ним, но по-прежнему остается птицей во всех отношениях. «Очеловеченный» попугай – это птица, которая не только подружилась с человеком, но прожила в ежедневном общении с ним несколько лет, и ее эмоции и привычки несколько отличаются от тех, которые она могла бы приобрести за эти годы в природе. (Считаю необходимым еще раз напомнить, что, если это отличие от диких сородичей распространяется и на пищевые предпочтения птицы, она может просто не дожить до «очеловечивания».)  

 

Приложение.

«Канон Моргана»: преступить нельзя принять

    Предположение, что человек и животные подобны во всех отношениях, анатомически, эмоционально и когнитивно, было впервые сделано Ч.Дарвиным в его труде «Выражение эмоций у животных и человека» (1872). Незадолго до того, как Дарвин опубликовал эту книгу, его друг Дж.Романс издал несколько собственных книг, в которых приписывал мыслительные процессы человека животным. Например, он приписывал чувство гнева, страха и ревности рыбам, нежность, симпатию и гордость – птицам, и др.

    Выдержка из работы Романса (приводимая в книге Б.Хегенхана, М.Олсона «Теории научения»):

«Однажды кот и попугай поссорились. Я думаю, кот опрокину еду Поли или что-то в этом духе; во любом случае, через некоторое время они снова вели себя как ни в чем ни бывало. Какое-то время спустя Поли стояла на краю стола и покрикивала голосом, полным нежности: «Котик, котик, ну подойди же, подойди, котик». Котик пришел и посмотрел на нее совершенно невинными глазами. Поли клювом ухватила миску с молоком, стоящую неподалеку, и опрокинула ее вместе с содержимым на кота, затем злорадно захихикала. Конечно, она разбила миску и чуть не утопила кота» (1882).

    Возможно, именно книги Романса побудили К.Л.Моргана, английского натуралиста и психолога, сформулировать в своей работе «Введение в сравнительную психологию» (1891) следующее правило, известное сейчас как «канон Моргана»:

    «Ни в коем случае нельзя считать какое-либо действие результатом упражнения более высокой психической способности, если его можно объяснить на основе способности, лежащей ниже по психологической шкале.»

    Правда, Морган верил, что животные (не только самые высокоразвитые) располагают элементарным мышлением, хотя с максимальной строгостью относился к толкованиям результатов наблюдений за ними.

    Новое поколение ученых в первой трети ХХ в. довело эту точку зрения до  крайности. Утверждалось, что не существует научных доказательств мышления (даже человеческого, не говоря уже об элементарном мышлении высокоразвитых животных). Основатель бихевиоризма, Дж.Б.Уотсон, заявлял, что «сознание может быть изучено только посредством интроспекции, общеизвестно ненадежным исследовательским методом»; что «из-за того что сознание невозможно изучить достоверно, значит, его вообще не нужно изучать»; и что «бихевиорист не может обнаружить сознание в пробирке своей науки». По его мнению, изучаться должно было лишь фактическое поведение, а не сознание. 

    «Типичным для крайних приверженцев бихевиоризма было описание любого сложного поведения, в том числе и человеческого, в понятиях «стимул – реакция». Уотсон и его последователь Б.Ф.Скиннер утверждали, что любой детеныш, в том числе человеческий ребенок – лишь физиологически полноценный организм… Формальные термины – положительное и отрицательное подкрепление – это элементы стремления бихевиористского направления утвердить себя как абстрактную науку, язык которой не должен ассоциироваться с повседневным опытом. Отсюда следовало, что объекты эксперимента не только не мыслят, но и не «ведут себя», вместо этого они выдают «элементы поведения» или «операнты». Уотсон считал, что даже мыслительные процессы человека представляют собой скрытую речь (разговор с самим собой), в которой одно легкое движении языка служит стимулом для следующей реакции в цепи. »
(Ж.И.Резникова. «Интеллект и язык животных и человека. Основы когнитивной этологии.»)

    Труды бихевиористов представляют сегодня больше научно-историческую (чем какую-то иную) ценность, хотя некоторые результаты, полученные ими, могут использоваться при дрессировке животных.

    «До сих пор употреблялись такие термины, как «инстинкты», «нравы», «характер», «душевная деятельность», «воля», «ум», «чувства». Сейчас, в начале следующего столетия, эти термины возвращаются в науку о поведении, наполненные уже иным смыслом, как понятия, поддающиеся экспериментальному изучению. Но в XIX в. употребление этих слов соответствовало «очеловечиванию» животных без всяких отчетливых перспектив объективного изучения этих феноменов».
(Здесь же.)

    «Канона Моргана» нужно придерживаться лишь в лабораторных условиях. Любой спорный (особо

 подчеркну: спорный) эпизод с видимым проявлением высоких умственных способностей животного, который может интерпретироваться ответственным ученым с различных позиций, ему приходится разрешать в сторону понижения этих способностей – в том смысле, что ему не следует придавать результату отдельного наблюдения, даже самому убедительному, символическое значение.

    Что же касается человека, который берет попугая к себе в дом как полноправного члена семьи, он вправе не считаться с «каноном Моргана». Более того, как ответственный хозяин, он должен не считаться с ним, чтобы слишком часто (или хотя бы иногда) не обделять попугая тем, чего он безусловно заслуживает как существо с высоким интеллектуальным и эмоциональным уровнем развития, – вниманием, беседой, лаской. Гораздо лучше «ошибиться счастливо», дать попугаю несколько больше, чем он способен воспринять, нежели меньше. Поэтому любой спорный случай с проявлением высоких способностей попугая, интеллектуальных и эмоциональных, должен разрешаться хозяином в пользу повышения этих способностей.

Октябрь 2006 г.
 
Yuri

опубликована 28.06.2007